Бой вспомогательного крейсера (вооруженного парохода) "Веста" с турецким казематным броненосцем (броненосным корветом) "Фетхи Бюленд"(Фетхи-Буленд)
"Веста"
Винтовой пароход. Водоизмещение 1800 тонн. Год постройки 1858. Вооружение: 5 - 6" крепостных мортир, 2-6" пушки, 4- малокалиберных скорострелки. Небронирован. Машина 130 сил. ход 12 узлов. Экипаж 88 человек.
Фотография 1877 года.
"Фехти Бюленд" (Fethi Bülend)
Казематный броненосец. Водоизмещение 2760 тонн. Год постройки 1872. Вооружение 4-9" орудия Армстронга в каземате, возможно 1-2 орудия меньшего калибра на баке и на юте. Броня от 152мм до 229мм. Машина 500 сил. ход 12-13 узлов. Экипаж 200 человек.
Спуск в Англии на "Thames Iron Works and shipbilding Co" в 1870 году.
Рисунок
Рапорт капитан-лейтенента Баранова:
"11-го сего июля, находясь в 35 милях от Ктостенджи, имея курс вест-зюйд-вест, в 7 с половиною часов утра... был усмотрен черный дым.
В машине приказано было пар поднять до возможно большего давления, и курс был взят... дабы можно было рассмотреть шедшее судно и, буде это был бы турецкий коммерческий или слабо вооруженный военный пароход, отрезать его от берега. Около 8 часов можно было рассмотреть, несмотря на некоторую бывшую пасмурность, что встреченное судно-большой сильный турецкий броненосец, который, подняв флаг, выстрелял по пароходу "Веста" из орудия большого калибра; тогда на "Весте" был поднят русский военный флаг и дан залп из баковых орудии. Затем, дав машине полный ход, я поворотил и лег на курс... дабы держать его в невозможности бить "Весту" поперек борта и дабы иметь одновременно возможность бить турецкий броненосец из трех 6-дюймовых мортир и одного 9-фунтового нарезного орудия, могущих действовать почти на корму.
Принимая это положение, я сильно рассчитывал на возможность командовать ходом над противником, предполагая, что он не может иметь скорость более 10 или 11 узлов, и потому я рассчитывал, пользуясь аппаратами автоматической стрельбы Давыдова, или уничтожить его навесным огнем, или заставить сдаться.
Я вскоре заметил, что, к удивлению моему, не мы обладаем скоростью хода, несмотря на то, что последняя была развита до 12 узлов, а турецкий броненосец; с каждым моментом он выигрывал в расстоянии и через несколько времени сблизился до того, что 9-фунтовое орудие, поставленное на элевацию 12-кабельтового расстояния, стало брать далее, чем следовало.
Подполковник морской артиллерии Чернов, с неподражаемым мужеством делавший наблюдение за стрельбой и распоряжавшийся огнем кормовых орудий, пришел ко мне на мостик, где я стоял у штурвала, и шепотом доложил мне, что его роль, как управляющего индикаторами аппарата Давыдова, кончается, что неприятель так близко приближается к нам, что аппараты эти хотя и действуют прекрасно, но более помочь нам не могут, так как, даже в промежуток полета нашего снаряда, расстояние делается менее и менее. Видя, что неприятель приближается, снаряды его осыпают шрапнелевой картечью снасти, рангоут, машинный люк и мостик, я согласился на просьбу подполковника Чернова и поручил ему вместе с лейтенантом Рожественским попробовать сделать еще сосредоточенный залп. Два залпа сошлись. Снаряды турецкого броненосца, как кажется по осколкам 11- и 7-дюймового калибра, ударили нас в корму; был разрушен капитанский вельбот, затем пробита верхняя палуба и одна бомба лопнула частью в жилой, а частью на верхней палубе. Внизу бомба произвела пожар над самой крюйт-камерой, а на верхней палубе разрыв ее был ужасен; он залил палубу кровью, уничтожил одну из мортир и, перебивши все проводники Давыдова аппарата, положил на месте двух артиллерийских офицеров, управлявших действием орудий; прапорщику Яковлеву вырвало часть горла и правое плечо. Подполковник же Чернов, смертельно раненный, прежде чем упасть, сказал: "Прощайте... бейте из правой кормовой... она наведена"-и упал мертвый. Пред самым этим залпом, видя безнадежность продолжать долго маневрирование, заключавшееся в том, чтобы, скрывая борт, подставлять неприятелю корму и отвечать ему выстрел за выстрел, и заметив желание противника меня таранить, я решил приготовить кормовой шест с минами, положить лево на борт в момент его залпа а пойти прямо на него, дабы абордировать его или, если бы он от того увернулся, взорвать кормовыми минами. Для выполнения этого я попросил к себе на мостик минного офицера лейтенанта Михаила Перелешина и поручил ему осмотреть, не перебиты ли проводники шестовых мин, и изготовить шест. На это Перелешин заявил мне, что он и лейтенант Жеребко-Ротмистренко просят разрешить им броситься на 2 минных катерах в море и атаковать среди белого дня. Несмотря на весь риск, связанный с использованием этой просьбы, я бы ее исполнил, но зыбь была так велика, что паровые катера, вероятно, не выгребли бы, а потому я отказал. Едва Перелешин спустился с мостика, как лопнувшая вдоль палубы бомба одним из осколков своих почти оторвала ему ногу у самого паха, и в этом виде несомый раненый желал мне сообщить еще несколько данных об употреблении минных катеров.
Страшная рана Перелешина, разбитая мортира, два убитых офицера, 4 раненых, пожар на жилой палубе не могли устрашить лихой экипаж вверенного мне судна; офицеры, начиная со старшего и кончая молодым мальчиком, юнкером Яковлевым, братом убитого, явили себя героями; на место убитых артиллерийских офицеров встал лейтенант Кротков, и хотя в тот момент, как наводил орудие, граната, лопнувшая сзади, пробила его платье по крайней мере в сорока местах и опалила все волосы на голове, он, опаленный и с 17 осколками в теле, продолжал наводить мортиру, которая не могла действовать аппаратами Давыдова, ибо проводники у нее не существовали. Лейтенант же Рож
Дественский, занявши место подполковника Чернова, распоряжался действием другой мортиры, стоя на возвышении банкета индикатора Давыдова, и благодаря ему, брошенная бомба ударила неприятеля в крышку башни и лопнула внутри амбразуры большого орудия. На палубе турок произошло сильное замешательство, которым, к несчастью, мы вполне не могли воспользоваться, ибо осколком бомбы согнуло штуртрос и руль, к ужасу моему, перестал действовать; пароход бросило лагом и дало возможность туркам осыпать нас гранатами, начиненными всякою гадостью. Одна из гранат перерезала паровыпускную трубу и обдала осколками весь мостик, убив наповал двух стрелков, взятых мною к себе и действовавших из малокалиберных скорострельных ружей по амбразурам неприятельских погонных орудий. В это же время артиллерийский офицер Кротков был ранен осколками в лицо, я легко контужен в голову и левую руку, ординарец мой юнкер Яковлев тоже контужен в голову, вся машина осыпана осколками, но... блиндировка койками с боков, цилиндров, а матрацами сверху машинного люка спасли машину от порчи. Это был последний серьезный залп неприятеля. Из своей большой погонной пушки он действовать более не мог, он все старался лечь к нам лагом, чего, конечно, я ему не давал исполнить, и он заметно стал отставать, так что вскоре, вместо ружейных пуль, перестали долетать до неприятеля и наши 9-фунт. снаряды. Затем у него из палубы повалил густой пар или дым, а после еще двух-трех наших выстрелов неприятель... стал быстро уходить.
Видя два орудия у себя подбитыми, имея в корпусе две пробоины, 2 офицеров убитыми и 4 ранеными и палубу, заваленную осколками и разорванным человеческим мясом, а что главное-видя, что машинисты и кочегары едва держатся па ногах после 5-часового боя, я не решился энергично преследовать убегавшего быстроходного врага, тем более что он поднял какой-то сигнал и на горизонте стали показываться еще рангоуты судов.
Доносить о подвигах особенно отличившихся гг. офицеров я, по совести, не могу. Как честный человек, могу сказать одно, что кроме меня, исполнявшего свой долг, остальные заслуживают удивления геройству их и тому достоинству, с которым они показывали пример мужества и необычной храбрости.
Старший офицер, лейтенант Владимир Перелешин, был мною послал тушить пожар в жилой палубе; пробегая туда, он наткнулся на носилки со страдальцем, его братом; Владимир Перелешин, несмотря на то что делалось у него на душе, не останавливаясь пробежал к месту пожара и, с помощью мичмана Петрова и гардемарина Казнакова, погасил пожар над пороховыми и бомбовыми погребами. Только сегодня, при осмотре докторами в Севастополе раненых, оказалось, что лейтенант Перелешин контужен в голову. Убиты: подполковник Чернов, прапорщик Яковлев, 9 человек нижних чинов. Умер на другой день после ампутации лейтенант Перелешин.
Долг заставляет меня упомянуть о самоотвержении князя Голицына-Головкина. Заметя, что мостик в особенности осыпается снарядами и что некоторые из них сделали то, что весь мостик, деблиндированный мною от коек ввиду прикрышки ими машины, был залит кровью, Голицын под всякими предлогами старался заслонить меня, желая мне служить щитом.
Штурманский офицер, штабс-капитан Корольков, стоял все время у штурвала все задом к неприятелю; не отрывая глаз от картушки компаса и от души сердясь на лопанье гранат, заставлявшие картушку прыгать, и во время одного из неприятельских залпов он, не обращая внимания на то, что сзади его делалось, приказал сигнальщику убрать исковерканный ружейный ствол, брошенный к самому компасу, ввиду того что железо ствола может вредить девиации компаса, и не замечая, что ружье это принадлежало одному из несчастных стрелков, разорванных бомбой на мостике.
Увидя бегство броненосца, я велел подобрать трупы, и, предполагая, что прибыль воды от пробоин не позволит рассчитывать на сохранение порядочного хода, а следовательно, мог ожидать повторения атаки от новых турецких броненосцев, я приготовил, насколько мог, судно к новому бою... после чего дружно прокричали троекратно "ура" вдогонку уходившему врагу, не отвечавшему более на наши выстрелы.
Из нижних чинов мне также очень трудно указать на наиболее отличившихся, отличны были все. По сколько я мог заметить, более других выдавались: боцман Власов и 2 комендора, оставшиеся живыми при кормовых орудиях; рулевые, не обращая внимания на происходившее вокруг них, правили рулем как бы в обыкновенном плавании.
С каким броненосцем имел я дело-не знаю, он всего более похож по конструкции на тип турецких корветов-таранов, но у него орудия были двояко установлены: самое большое-от 10 до 11 дюйм. калибра-впереди, в серой башне, вероятно, такое же орудие было и на корме, посредине же судна был блокгауз, из которого действовало 4 орудия, 4- и 9-фунтовых. Бой турецких ружей не уступал нашим. На расстоянии 600 и 800 сажень турки посылали нам залп за залпом, оставившие следы на пароходе.
Видя безвредность огня из ружей, я употреблял свои, только когда турок нагнал нас, так что между нами оставалось не более 350 или 400 сажень; в это время я ясно видел красные фески в амбразурах орудий, одну феску на мостике, подле какого-то зеркального инструмента, наводившегося на нас и управлявшегося несколькими гг. в европейском костюме синего цвета. Мне сильно хотелось сбить упоминаемый инструмент и европейские фуражки, и я объявил 3 лучшим стрелкам и комендору Энгстрема орудия премию за исполнение моего желания. Залп ружей и орудия раздался, 2 синие куртки упали, феска исчезла, но инструмент остался. Лишь остается добавить, что старший механик подпоручик Плигинский, его помощник и судовой доктор титулярный советник Фраяковский во все время боя, а последний долгое время и потом, каждый действовали неподражаемо хорошо. Вели себя также примерно дворяне, Джевецкий и Мельников, два юнги, переводчик греческоподданный Спирапулло и вольный штурман Викторов, все шесть поступившие на "Весту" волонтерами".
Русский корабль получил несколько попаданий, был поврежден, потерял 12 человек из экипажа убитыми и до 28 ранеными, но смог оторваться от преследования. Ремонт корабля занял всего несколько дней и уже в августе он участвовал в операции у Кавказского побережья.
Потери турок по сию пору неизвестны. Турецкий корабль получал попадания, но точно неизвестно какой ущерб нанесли русские снаряды. Во всяком случае его следующий выход в море я зафиксировал в мае 1878 года. Впрочем, в процессе долгого преследования на максимальной скорости у турецкого корабля могли проявиться механические проблемы (Паровой машиты(?). Во всяком случае все участники боя с русской стороны отмечали, что в концовке боя "турок" стал сильно парить.).
Участники боя были сразу же отмечены наградами. Баранов получил чин капитана 2-го ранга (а также пожалован во фл.-ад.) и Георгия 4ст. Им были представлены и получили Георгия 4ст. умерший от ран Владимир Перелешин и лейтенант Зиновий Рождественский(Рожественский. Позже командовавший 2-й Тихоокеанской эскадрой). Все члены экипажа также были награждены и пожалованы льготами.
Художники наперебой запечатлели бой на полотнах.
Бой вызвал оживлённое обсуждение в русской прессе, вызвав сравнение с боем "Меркурия" и как не удивительно, нашёл живой отклик в английской прессе.
В начале сентября 1877 года появилась большая статья в "Таймс" (через 28 дней после боя) в котором приводилось письмо некого английского офицера на турецкой службе (естественно под турецким псевдонимом) в котором тот сожалел, что "Веста" пережигая котлы, еле еле ушла от его корабля, совершенно не пострадавшего от русского огня, за исключением попадания в трубу. Также англичанин жаловался на неудачное расположение орудий (на корабле английской постройки
) позволявшее стрелять лишь одним орудием по русскому пароходу. Эта статья приводится как источник по этому бою до сих пор. Хотя никто из приводящих эти сведения не задумывается о том, что эти данные, мягко говоря, условны (особенно с поправкой на полную анонимность источника). И вряд ли даже ангийский офицер на турецкой службе позволил бы себе (без риска для карьеры) некие реальные отчёты о потерях и повреждениях собственного корабля, тем более в условиях продолжающейся войны.
После окончания войны капитан 1-го ранга Н.М.Баранов (этот чин он получил за следующий свой подвиг, захват турецкого транспорта с 800 солдатами на борту)
выступил с рядом статей резко критикующих морское ведомство за ошибки в кораблестроительной программе Черноморского флота. А именно строительство абсолютно бесполезных "поповок" и упущения в подготовке флота к войне.
Также Баранов акцентировал своё внимание на том, что в будущих войнах на первое место выйдут крейсерские операции флота и выступил за скорейшее строительство кораблей специальной постройки (крейсеров).
Так или иначе, но подобный критичный подход к деятельности родного для него морского министерства, когда Баранов не стеснялся называть построенные для ЧФ "поповки" - "оправдательным документом к бесполезной трате народных денег" не мог не найти жёсткую оппозицию "сверху".
Для начала Баранов был вызван в С.Петербург и долгое время оставался без назначения. Затем в прессе стали муссироваться слухи о том что бой "Весты" был то ли инсценирован, то ли вообще не происходил вовсе. (отголоски этого мелькают в дневниках Макарова и Витте)
Самым неприятным стало то, что основным "запевалой" стал его вчерашний подчинённый, представленный самим Барановым к Георгию, Зиновий Рождественский.
Ставя под сомнение тезис о целесообразности крейсерской войны, Рождественский прямо указал (статья в "Биржевых ведомостях" за июль 1878г.), что Баранов в своих отчётах исказил деятельность подчиненных ему кораблей ("Веста" и "Россия"). Сам характер статьи указывал на нескрываемое желание автора развенчать своего бывшего командира и выступить этаким скромным правдолюбцем.
Крайне оскорблённый этим Баранов обратился с жалобой на Рождественского к высшему руководству и прямо обвинил последнего в клевете с просьбой назначить следствие.
Впрочем следствие было назначено и не нашло в статье Рождественского клеветы. При этом Баранову было рекомендовано искать справедливости в гражданском суде.
Баранов ответил крайне резкой докладной запиской с перечислением случившихся несправедливостей в т.ч. отказе морского ведомства реабилитировать его честное имя, и просил отставки.
Его руководство не нашло ничего лучшего, как возбудить суд уже против самого Баранова.
На суде не подвергались сомнению его действия во время войны, но текста написанной им докладной стало достаточно, для обвинений в оскорблении вышестояшего начальства и отставки из морского ведомства...
Николай Михалович Баранов не канул в лету, тем не менее. Поменялся царь. Ушли на "заслуженный отдых" старики-адмиралы. Баранов же сделал карьеру. Но уже к сожалению не в море, а на суше. Карьеру чиновника.
С-П
иЕтербур
Гский градоначальник, Архангельский и Нижегородский губернатор и т.п.
Умер в 1901 году, по счастию не узрев позора его бывшего подчинённого Зиновия Рождественского.
Современники разобрались в "деле Весты". На Балтике вошёл в строй эсминец "К-л Баранов".
А кораблей носящих имя адмирала Рождественского(Рожественского) так и не появилось.
p.s.
Турецкий же броненосец прожил долгую жизнь, пережив и Баранова и Рождественского. Качество английской постройки и турецкая бедность позволили ему дожить до 1912 года (40 лет в строю) пройдя 2 модернизации.
1892 год. Открытка. публикуется впервые
Погиб этот корабль в бою на рейде города Фессалоники во время Балканской войны.
Греческий миноносец влепил торпеду в его борт. Защититься корабль не смог. Вся артиллерия за исключением г/к была свезена на берег для защиты от быстро наступавших греков.
) позволявшее стрелять лишь одним орудием по русскому пароходу. Эта статья приводится как источник по этому бою до сих пор. Хотя никто из приводящих эти сведения не задумывается о том, что эти данные, мягко говоря, условны (особенно с поправкой на полную анонимность источника). И вряд ли даже ангийский офицер на турецкой службе позволил бы себе (без риска для карьеры) некие реальные отчёты о потерях и повреждениях собственного корабля, тем более в условиях продолжающейся войны. 
РОЖДЕСТВЕНСКИЙ (РОЖЕСТВЕНСКИЙ) 
- участник сейчас на форуме